ПСИХОЛОГИЯ. ПСИХОАНАЛИЗ. ГРУППАНАЛИЗ.

Приходишь в смятение, когда осознаешь, в каком бесчувственном и бесстрастном мире мы живем, однако и в этом мире, которым правит техника и экономические интересы, люди не перестают зависеть от воздействия пылких чувств, даже в том случае, если последние вытесняются за порог сознания. Поэтому разговор о страстях не лишен смысла.

Речь в этой книге пойдет о чувствах, эмоциях и страстях; о сложном взаимоотношении между страстью, моралью и здравым смыслом; о любви и эротике, о любви как «чувственном диалоге»; о ненависти, ярости, гневе и злости; о мстительности, зависти и ревности. Не ускользнут от нашего внимания корыстолюбие, властолюбие и честолюбие, жадность, любопытство и преклонение. В заключение мы поговорим о возможности нового отношения к страстям.

В книге представлены суждения по поводу вышеназванных феноменов, существующие в рамках психологии, психоанализа и философии. Повторяя уже известное, я постараюсь расставить акценты по-новому, следуя тому ритму, который задают слова, обозначающие ту или иную страсть.

Несмотря на то что, излагая свою версию сущности человеческих страстей, я вынужден постоянно ссылаться на ограниченность научного подхода, я не тяготею к области иррационального, а строго следую науке. Сказал же Паскаль в своих «Размышлениях», что «сердце разумеет то, что разуму не под силу». «Сердце» я заменяю на «страсть».

Паскаль говорил об отношении к Богу; моя же тема — отношение к собственной личности и окружающим, поскольку именно этот вопрос исследует психоанализ. Отношение это всегда аффективное, чувственное, страстное. Эмоциональные расстройства можно устранить, высвободив вытесненные аффекты и оживив дремлющие страсти, что приводит к повторному переживанию прежней эмоции (нем. Re-Emotionalisierung). Если подобные чувства не оживляются, то их может «конституировать» первичное переживание (нем. primare Emotionalisierung), иначе говоря, они могут возникнуть из своего непосредственного источника — влечения. В этом случае страсти превращаются в силы, дарующие нам целительное волнение, скрепляющие межличностные связи и дающие ответ на краеугольные вопросы человеческого бытия.

Самое главное - заново открыть для себя язык чувств, аффектов и страстей, которому не сможет обучить посторонний.

Феноменология бесчувственного общества

Мы живем в сложном мире, отягощенном непростыми политическими проблемами, которые усугубляет экономическая ситуация, сопряженная с безработицей и сокращением социальных льгот. Иссякают источники энергии; затягивается насущная реформа образования. Из-за резкого скачка цен на лечение и реабилитацию возросла стоимость медицинской страховки. Перед людьми встают небывалые проблемы, связанные с головокружительным по скорости ростом населения нашей планеты. Политики и экономисты пытаются найти выход из сложившейся ситуации, привлекая к сотрудничеству различных специалистов. Создаются кризисные комитеты. Контроль за экономическими, политическими и социальными процессами требует сложнейших математических расчетов, которые осуществляются с помощью компьютеров.

Используя современную вычислительную технику, человечество стремится стать хозяином положения и рационально управлять данными процессами. В результате возникает технократия, иными словами, господство техники, развитие которой в конечном счете начинает определять экономическую и политическую ситуацию.

Человеку не находится места в мире, порабощенном техникой. Его с успехом заменяют механизмы. В том случае, если все же используется труд человека, от последнего требуют уподобиться роботу или персональному компьютеру. В таком мире неважно, что у человека могут быть какие-то личные потребности, чувства и желания. Чувства пользуются не большим уважением, чем сентиментальность. Страсти вообще считаются анахронизмом. Даже в период отпуска человек попадает в сферу индустрии туризма и бывает вынужден подчинить свои желания ее правилам.

Положение в современной литературе является отражением общественной ситуации: месяцами держатся в списках бестселлеров специальные книги, посвященные социально-политическим проблемам. Необозримо количество книг о путешествиях; короткие рассказы и эссе стали ведущей литературной формой нашего времени. Если речь в книге заходит о чувствах, то это чувства, связанные с освобождением от иллюзий. Их выжимают до предела и затем отбрасывают за ненадобностью. Кажется, мы позабыли, что люди могут жить иначе: трепетать от страсти, запутываться в сетях взаимной ненависти, которая способна преследовать человека не только дни и месяцы, но и годы; изнемогать от несчастной любви, мучиться ревностью, зеленеть от зависти, бледнеть от бешенства, жертвовать собой в состоянии беспамятства, быть безжалостными в мести.

Драмы, романы и эпос свидетельствуют о том, что человеческую жизнь наполняют страсти. Об этом повествуют древнегреческие мифы и трагедии и романтическая литература XIX века. Романы, подобные «Страданиям юного Вертера» И. В. Гете, не только отражают чувства, характерные для своего времени, но и влияют на читателя посредством идентификации. Чувства давлеют над людьми. Страсти управляют ими. Если бы существовала форма правления, соответствующая определенному чувству или страсти, то можно было бы вести речь о пассиократии, то есть о господстве страстей.

Технократия проникла не только в архитектуру, естественные науки и медицину, но и в науки гуманитарные: из психологии, учения о душе, пытаются изъять понятия страсти и чувства, заменяя их на такие точные с естественнонаучной точки зрения понятия, как эксперимент, статистика и математическая закономерность. Эта тенденция не миновала даже психоанализ: предпочтение теперь отдается не многолетнему анализу по пять-шесть часов в неделю, а разнообразным формам психоанализа, адаптированным для групповой терапии, лечения, политологии, социальной работы и педагогики. С теоретической точки зрения такой подход представляется многим людям чересчур абстрактным, образно говоря, неспособным держать руку на пульсе современности и, в частности, к чувствам и страстям отношения не имеющим. Реакцией на это явилось возникновение так называемых новых терапий, например «первичной терапии», в рамках которой, пожалуй, впервые делается упор на бессознательную, вытесненную боль, а также «разговорной психотерапии», ставящей своей целью обнаружить и назвать чувства. Большим успехом пользуются также секты и эзотерические общества (например New Age).

Мы уже почти не способны на спонтанное выражение чувств. Наше рабочее время рассчитано с точностью до секунды, и мы всегда знаем, что будем делать в следующее мгновение. Под диктатом механической деятельности оказывается не только человек, работающий на конвейере, но и служащий; вместе со своим начальником он подчиняет свою жизнь деловому расписанию, в котором не учитывается его личная свобода, гарантированная каждому гражданину конституцией. Даже поведение человека в свободное время запрограммировано: достопримечательности производятся словно на конвейере, фотографируются и рекламируются с помощью путеводителей. Для неожиданных, непредсказуемых переживаний, романтических встреч времени просто нет.

Поэтому неудивительно, что личность человека превратилась в застывший «панцирь характера», ограничивающий личность изнутри теми же рамками, что давлеют над ней извне. Такая личность, «авторитарный характер» (Adorno et all.), находясь под влиянием внешней авторитарности, в свою очередь авторитарно воздействует на окружающих и, вместо того чтобы жить свободно, неординарно и независимо, существует экономно, ординарно и аккуратно. Подобные люди потеряли связь со своими чувствами. Поступают они рационально, мыслят прагматично и «функционируют» внешне безупречно. Они делают то, что требует от них общество, лозунг которого — бесстрастный человек в бесстрастном мире. Существо, которое в прежние времена именовалось в психотерапии бесчувственным, равнодушным психопатом, превратилось сейчас в широко распространенную особь «марионетки цивилизации». Люди этого типа любить не в состоянии, поскольку не могут выносить длительного и глубоко аффективного контакта с другим человеком. Они с легким сердцем разрывают отношения, не обращая внимания на чувства верности и благодарности, ибо вина и печаль им чужды; они холодны и бессердечны.

Современный мир — мир бесстрастный, бесчувственный. Симптомами, указывающими на «болезнь» общества, являются наркомания и алкоголизм, проникшие во все социальные слои, а также рост преступности и насилия, которое принимает особенно угрожающие формы, когда дело касается меньшинств. Нельзя забывать и о бесчисленных психических расстройствах: психозах, неврозах и психосоматических заболеваниях; количество людей, страдающих такого рода расстройствами, и терапевтов, занимающихся их лечением, увеличивается год от года.

Люди, страдающие такими психосоматическими расстройствами, как язва желудка, гипертония и астма, в принципе, больны «аликситимией» (Niemiah & Sifneos). Отметим, что греческое «а» означает отрицание, «lexis» переводится как «слово», a «thymos» — «чувство». Следовательно, люди, о которых идет речь, неспособны выражать свои чувства словами, поскольку они попросту не могут адекватно воспринимать свои ощущения. Их телесная чувственность, а следовательно, жизнь искажены. Они опустошены, безразличны, не способны чувствовать, а значит, не способны поддерживать отношения с другими людьми, поскольку отношения эти, равно как и ощущение собственного тела, оказываются нездоровыми. Это не означает, что подобные люди одиноки в буквальном смысле. Они работают в коллективе, они делят жизнь и ложе с другим человеком, но не испытывают при этом никаких чувств.

Поэтому не стоит удивляться тому, что феномен отсутствия чувственности считается в рамках медицины, в особенности медицины психосоматической, серьезной проблемой. В этой связи говорят о «симптоме Пиноккио», проводя параллели между людьми, страдающими упомянутыми расстройствами, и марионеткой с деревянной душой. В своей книге «Кто сделан из дерева?» Жан Фудрен, отвечая на поставленный в заглавии вопрос, без колебаний заявляет, что чаще всего впечатление «деревянного» человека производит не пациент, а врач. Приходится с этим отчасти согласиться, поскольку, как отмечалось выше, деловая рутина, обусловленная технократией, проникла и в медицину: врачу не хватает времени на то, чтобы в спокойной атмосфере доверительно побеседовать с пациентом. Получается, что сама медицина страдает «алекситимией».

Не стоит удивляться и тому, что в основе своей структура характеров большинства из нас более или менее соответствует особенностям, типичным для пациента, страдающего психосоматическим расстройством. Разумеется, степень заболевания различается. Однако следует отдавать себе отчет в том, что всех нас (это я заявляю однозначно), учитывая условия нашей жизни, можно назвать «больными».

Невроз, психосоматическое расстройство или психоз — лишь экстремальное выражение общего правила. В случае, если нас обошел стороной явный недуг, констатировать который помогают известные симптомы, то это указывает лишь на то, что мы разучились замечать бесчувственность окружающего нас мира. В своем эссе «Неудовлетворенность культурой», опубликованном в 1927 году, и гораздо раньше, в 1908 году, в менее известной и небольшой по объему статье «О культурной половой морали и современном состоянии психики» Зигмунд Фрейд указывал на то, что господствующее общество стремится подавить влечения индивида. Данное стремление чревато девальвацией чувств, особенно тогда, когда речь идет о чувствах интенсивных и длительных, иными словами, о страстях. Чувства и страсти прочно забыты, и мы даже не ощущаем на сознательном уровне связанного с этой потерей дефицита. Нам кажется, что наша жизнь безукоризненна, между тем она находится в состоянии стагнации, и многие из нас, если и не страдают от внутренней опустошенности и бессмысленности, то, по крайней мере, ощущают определенного рода неудовлетворенность.

Причина этому — глобальное обесценивание всего того, что имеет отношение к страстям, или, формулируя эту мысль иначе, идеализация бесстрастности, рационализма, техники. Не стоит себя обманывать: психоанализ индивида показывает, что психическое содержание, отброшенное защитными механизмами, не разрушается и не исчезает полностью. Оно продолжает существовать на бессознательном уровне. Наличие данного содержания можно установить, регистрируя симптомы «патологии» общества, например наркоманию, потребительскую психологию и насилие. Барометром для определения напряженности в обществе служат молодые люди, подростки, дети, точно так же, как при оценке «патологии» семьи; часто бессознательное поведение детей указывает на существование определенных общественных проблем. Дело неравнодушных людей — зарегистрировать эти сигналы и попытаться понять, о каком именно расстройстве они свидетельствуют, чтобы впоследствии разобраться в причинах неблагополучного развития. Исследуя причины данных расстройств согласно диалектическому принципу психоанализа, приходишь к выводу, что в появлении бесчувственности во многом повинно воспитание.

Речь идет о воспитании, лишенном чувств, лишенном эмпатии по отношению к ребенку, о воспитании, педантично следующем педагогическим правилам, из-за которого человек с самого раннего возраста пристращается к рационализму, но не получает ни одного урока чувственной жизни. Речь идет о так называемой социализации, в рамках которой человеку не дается даже «социальное образование», не говоря уже об «образовании аффектном» или, лучше сказать, «сердечном»; все это заменяет то, что Александр Мичерлих (1963) назвал «специальным образованием». Человек, не получивший урока сердечности,— существо бесчувственное. Если же ему недостает социального образования, то он превращается в нарцистически настроенного эгоцентриста, который скорее «функционирует», чем живет в коллективе, не вступая ни в какие отношения с окружающими.

Психоаналитикам, для того чтобы добиться успеха в аналитическом процессе, необходимо предпринять в качестве «подготовки» «переоценку» собственных ценностей; только тогда они смогут извлечь на поверхность сокровища, таящиеся в душе пациента. С первого взгляда находка психоаналитика напоминает скорее слепую ненависть или обжигающее бешенство, праведную ярость или жестокость, чем творческие достижения, нежное благоговение или горячую страсть. Однако обнаруженные чувства следует воспринимать такими, какие они есть, и терпеливо их сносить. В данном случае в атмосфере, пронизанной терпимым отношением к страстям, рано или поздно будет достигнуто необходимое согласие.

Пришла пора заново открыть для себя позитивные аспекты страстей. Человек — не только homo sapiens или homo faber, но и творческое существо, создающее символы, осознающее самое себя, имеющее собственную волю и способное на ее выражение. Человек — это еще и homo sentiens, чувствующее существо, подверженное волнениям, готовое любить и ненавидеть и живущее прежде всего этим. Декарт сказал: «cogito, ergo sum», «я мыслю, значит, существую»; на мой взгляд, к его словам можно добавить «sentio, ergo sum», «я чувствую, значит, существую». Необходимо осознать огромное и исключительное значение страстей, которые дают нам возможность чувствовать жизнь.